— Знаешь, что было моим самым большим потрясением в жизни? Это когда я прилетела в Америку, пришла в дом к своей будущей свекрови, а там на столе — те же самые продукты, что я ела до отъезда. Тот же салат из помидоров и огурцов.
Из бесед иммигрантов.
С чем у нас ассоциируется Голливуд? Ясное дело, с кино. С волшебным миром “звезд”. С головокружительным успехом. С миллионными гонорарами. С роскошными мужчинами и фантастическими женщинами. Со слепящим светом неоновых реклам. С черт его еще знает чем… Я здесь живу. Два года, наверное, очень небольшой срок. Во всяком случае, ни с чем вышеперечисленным мне до сих пор столкнуться не удалось. Зато я уже знаю — легендарный бульвар Голливуд является верхней границей маленького провинциального южного городка, населенного нами. Бывшими жителями совсем другой страны.
Летом 95-го, пролетев чкаловской тропой над Ледовитым океаном, мы приземлились в Лос-Анджелесе. Родственники устроили небольшой банкет по случаю нашего приезда. Собравшиеся бодро улыбались и поздравляли нас с началом новой, непростой, но прекрасной жизни.
— Америка любит трудолюбивых! — радостно сообщали они. — Если много и самоотверженно трудиться, то здесь можно иметь все.
Затем шли истории о друзьях и близких, обретших на новом месте свое счастье. От всех этих преданий веяло неистребимым оптимизмом. И все они здорово напоминали милые святочные рассказы о Великой Америке.
Некий Семен, влекомый коварной женой, убыл в Израиль. У себя в Подмосковье он руководил каким-то нешуточным предприятием. Сотни людей подчинялись одному его взгляду. Из Союза Семен не взял с собой ничего. За исключением старой казенной “Волги”. (Как это ему удалось осуществить, легенда умалчивает.) На Исторической Родине бывший руководитель очень мучился. Трудился на прихваченной “Волге” таксистом, убеждался в небескорыстности коварной жены, маялся ностальгией. В результате, он развелся, продал такси и перебрался почему-то в США.
И вот здесь жизнь его заиграла совершенно иными красками. Он повторно женился. Причем, на гораздо более достойной и трудолюбивой женщине. Они стали управдомами. Теперь Семен врезает дверные замки, вкручивает лампочки и меняет моторчики под кухонными раковинами. Живет в бесплатной квартире. Получает около 1000 долларов зарплаты. Помолодел минимум на 20 лет. Счастлив.
Вообще, немалое количество иммигрантов мечтают здесь переквалифицироваться в управдомы. Символ несбывшихся надежд Остапа Бендера является для многих из нас воплощением Великой Американской Мечты. Маленькие зарплаты компенсируются бесплатностью жилья. Нести службу можно, практически не выходя из дома. От чего происходит явная экономия бензина. И наконец, остается достаточно времени на различные подхалтурки. Одним словом, место достойное взятки.
Впрочем, есть и другие захватывающие истории.
Чей-то двоюродный брат остался в Америке нелегально. Глубоко презирал жену. Они на пару расклеивали афиши на нью-йоркские тумбы. В дождь и снег. Не имея даже захудалого автомобиля. Получали 25 долларов за улицу. А улицы в Нью-Йорке по 10 миль каждая.
Однажды, наклеивая афиши на какой-то авеню, наш герой на секунду зедержал взгляд на своей постылой жене, оклеивающей противоположную сторону. Увидев, как она — низкорослая и крупноносая — подпрыгивает, силясь дотянуться до нужного места, он вдруг, повинуясь какому-то неведомому доселе импульсу, пошел помочь ей и обнаружил, что на глазах ее уже замерзли слезы (стояла, естественно, лютая нью-йоркская зима). В нем что-то перевернулось. Он обошел знакомых. Одолжил денег… И купил лимузин.
Не зная ни города, ни языка стал заниматься извозом. Сейчас у него уже 3 лимузина и бензоколлонка. Он вкалывает по 24 часа в сутки. У него свое дело. 100000 годового дохода. Жена не работает. Сделала пластическую операцию. Отдыхает по хозяйству.
Одинокая мать из Ростова покинула опостылевший город и приехала в Лос-Анджелес по брачному объявлению. Как это часто бывает, жених оказался человеком недостойным. Проще говоря, сутинером. Однажды, не снеся выпавших на ее долю унижений, несчастная женщина вырвалась на свободу и, уйдя от преследования узкими горными тропами, затерялась в многомиллионной толпе. Ей удалось устроиться официанткой в мексиканском ресторане. Но получаемой жалкой зарплаты, конечно же, не хватало на то, чтобы нанять адвоката, способного легализовать ее на этой земле. Бедная мать, забыв на время о девичьей гордости, в свободное от работы в ресторане время была вынуждена подхалтуривать проституцией. Деньги доставались тяжело. Предание красочно и подробно рассказывает, как один из клиентов платил ей за то, что она радостно и затейливо отдавалась его Королевскому догу. Но, в конце концов, кому из нас легко даются первые шаги в чужой стране?
В итоге, в один прекрасный день нанятый ею адвокат познакомил жизнестойкую девушку со своим другом — пожилым и весьма состоятельным американцем. Тот полюбил ее всей душой и вскорости предложил ей руку и сердце. Теперь она богатая, преуспевающая гражданка Соединенных Штатов. Ей доступны лучшие магазины Америки. Сын ходит в престижную школу. Весь мир лежит у ее ног. Лишь изредка она чисто по-женски жалуется подругам на стариковскую сварливость мужа.
Дальний родственник Гриша когда-то был скромным гомельским инженером. Приехав в Калифорнию, наловчился починять кондиционеры и холодильники. Через три года тяжелого изнурительного труда купил недорогой двухэтажный домик с бассейном. Вернее, уплатил первый взнос. 40 000 долларов. Остальные 160 он будет выплачивать в течение следующих тридцати лет. А если не доживет, то этим займутся его дети.
Тем не менее, Гриша мечтал съездить на родину. На исходе пятого года скопил денег. Съездил на неделю на Гавайи и на две недели в Гомель. Вернулся понурый и разочарованный. Сказал, что ноги его больше в этой варварской стране не будет. Надел спецовку и продолжил самозабвенно чинить кондиционеры.
Про него рассказывают следующий эпизод.
Однажды ночью, улучив редкую минуту отдыха, Гриша забылся крепким безмятежным сном. Внезапно он был разбужен свирепым лаем верного сторожевого пса Джека. Подойдя к окну, бывший гомельский инженер увидел нечто страшное. Три гнусных мексиканца возились возле его автомобиля. Пытались выкрасть радиоприемник. То есть явно покушались на его частную собственность.
Дальше события развивались в лучших голливудских традициях. Скромный починяльщик кондиционеров метнулся к своему пистолету. Через секунду, щелкая на ходу предохранителем, бежал уже на встречу опасностям. Но было поздно. Проворные мексиканцы успели скрыться, прихватив кусок частной Гришиной собственности. Поправ законы, запрещающие выносить оружие за пределы жилища, Гриша вскочил в свой поруганный автомобиль и принялся рыскать по ближайшим улочкам в поисках злоумышленников. Определенно, в нем проснулся долго дремавший дух охотника и ковбоя. Наконец, он обнаружил похожую машину у ворот какого-то дома. Стреляя в воздух и оглашая окрестности воинственным кличем: “Лэй даун!”, полночный ковбой бросился к стоящим возле машины хлопцам. Те послушно повалились на асфальт.
— Телефон полиции 911! Срочно! — приказал Гриша высунувшейся из окна старушке.
Ровно через 40 минут (!) примчалась полиция. Бандиты были задержаны. Приемник возвращен. Полицейские пожурили Гришу за ношение оружия в неположенном месте и похвалили за помощь в их нелегком труде. Из тихого, законопослушного советского служащего Гриша в Америке превратился в отчаянного, раскрепощенного мужчину.
Вообще, воровство машин здесь дело обычное. У знакомого армянина Варужа какую-то старенькую, потрепанную колымагу тырили трижды. Забирали запчасти, а остальное бросали за ненадобностью. Полиция добросовестно возвращала ему найденные останки.
Один развозчик пиццы из Житомира застукал группу подростков, норовящих вскрыть “Понтиак” его товарища. На предостерегающий окрик подростки ответили позорным бегством. Вскочили в свой “Бьюик” и пустились наутек. Будучи человеком неравнодушным, пиццевоз решил нагнать хулиганов, записать их номера и сообщить в местную полицию. Но ему повезло чуть меньше, чем Грише. В одном из переулков детвора неожиданно затормозила и, ничто же сумняшеся, открыла по безрассудному герою автоматический огонь. Каким-то чудом тот успел юркнуть под руль. Пули прошли стороной. Пострадавший отделался изрешеченным лобовым стеклом. Каковой финал, учитывая серьезность ситуации, также можно отнести к разряду хеппи-эндов.
Мой близкий друг до переезда в более безопасный район, спал с ружьем. Дабы по достоинству наказать тех, кто будет угонять его машину.
В общем, жизнь, полная погонь и приключений. Сказочных обогащений и будоражащих кровь воспоминаний.
* * *
Вот уже два года я ошиваюсь в Лос-Анджелесе. Чуть-чуть сотрудничал с русскоязычной газетой, немного дворничал в собственном дворе, последнее время по воскресениям расставляю столы и стулья в бридж-клубе. Все эти разнообразные виды трудовой деятельности оцениваются примерно одинаково: 150-200 долларов в месяц. Получаемого, благодаря беженскому статусу, пособия вполне хватает на еду и квартплату. Все никак не могу заставить себя много и самоотверженно работать.
Город выглядит на редкость деревянным, а вечерние улицы — на удивление темными. На многих из них фонари поставлены лишь с одной стороны. Полная иллюзия сельского захолустья. Лай собак из-за изгородей, одноэтажные домики, цветы, травка. Есть один образцово-показательный проспект под названием Уилшер. Местный Крещатик. Отличается относительно оригинальной архитектурой и более-менее соответствует нашим представлениям о городе. Шаг влево, шаг вправо — село. Есть небольшой участок высотных зданий в Даун-Тауне. Маленький островок современности в Сенчери-Сити, сто с лишним метров показухи на Родео-Драйв и все. Еще время от времени в разных частях Лос-Анджелеса можно наткнуться на многоэтажные постройки. Но на фоне бесконечных фазенд и ранчо они растворяются, словно плевочки в степи.
Мы поселились аккурат между Сансетом — бульваром, славившимся бродящими по нему проститутками и Санта-Моникой — улицей любящих друг друга мужчин. В самом центре русского района Лос-Анджелеса. Так что сейчас уже трудно сказать, кого здесь больше: голубых или русскоговорящих. Среди пары десятков “наших” магазинов сиротливо притулился один педерастический кинотеатр.
Проститутки же в последний год и вовсе исчезли с нашего перекрестка. Объясняют это появлением на оном перекрестке полицейского участка. Дескать, проституция не признана в Америке законным промыслом. А в первые месяцы моей тут жизни я любил ходить по Сансету в русский магазинчик, разглядывая по дороге разнообразно недоодетых, разноцветных и разногабаритных девченок. При виде полицейской машины ближайшая к телефону-автомату женщина быстро хватала трубку, делая вид, что просто на минутку выбежала из дому позвонить. Остальных же блюстители порядка и нравственности доблесно затаскивали в свои автомобили. Эта забава здорово напоминала популярную детскую игру “Третий лишний”. С установлением на углу Сансета и Курсона полицейского участка я лишился и этого развлечения.
Бульвар Голливуд оказался весьма заурядной улицей. Быть может, стайки гуляющих по нему туристов и находят там подлинные прелести, но для иммигрантов его главной достопримечательностью является расположенный на углу Голливуда и Кохуенки пункт раздачи талонов на питание. (Говорят, на местном наречии ул. Cohuenqa произносится как-то иначе, но мы стараемся не забивать себе голову эдакой фонетической чепухой).
Недавно разговорился со знакомой.
— Кажется, мне придется развестись с мужем, — сказала она.
Я всполошился:
— Неужели все так серьезно?
— Еще как, — говорит, — Он ведь работает.
— Не угодишь вам, — отвечаю. — Со мной, того гляди, тоже разведутся, но как раз по противоположной причине.
Оказалось все не так просто. Из-за того, что муж нашел работу, их семью лишили медицинской страховки, которую они получали как беженцы и неимущие. Меж тем, у них двое детей. Фирма, где работает супруг, страховку не предоставляет. Ее можно купить, но зарплата мужа недостаточно хороша для этого. Так что, проще и безболезненней развестись.
Работающие друзья решили показать нам хорошую кофейню. Пара десятков сортов кофе, расторопное обслуживание, приятное место. Вроде нашего Арбата или улицы Кирова в Саратове.
Я, по ограниченности своей привыкший любой напиток расценивать не более, как запивку к какой-нибудь пище, стал жадно разглядывать предлагаемые коржики. Друзья посмотрели на меня с плохо скрываемым удивлением.
— Ты посмотри, какое это все маленькое, — сказали они, — а стоит по 75 центов за штуку.
Бывший москвич, хозяин туристического агентства рассказал, что обожает хоккей, является страстным поклонником “Лос-Анджелес Кингс”. Живет здесь уже 8 лет. Работает чуть ли ни с первого дня. Купил дом и микроавтобус. Года три назад открыл свое агентство.
— Ходить на хоккей, — говорит, — мне пока рановато.
К слову, билет на “Кингс” стоит недешево: долларов 25.
Вообще же, среди знакомых мне иммигрантов нет никого, кто бы ходил на стадионы. Многие из них через несколько лет начинают зарабатывать уже больше среднестатистического американца. Меж тем, аборигены ежедневно забивают собой многотысячные дворцы спорта., выстаивают огромные очереди в кинотеатры (при стоимости билета на премьеру порядка 7-10 долларов), сидят средь бела в кафешках, шляются по универмагам и жизнерадостно кадрят продавщиц. А мы, тем временем, озабоченно спим, едим и работаем, приговаривая, что Америка-де страна трудолюбивых, и мы вынуждены жить по ее жестоким законам.
Несколько месяцев пытался дозвониться до приятеля, но не мог застать его дома. Наконец мне повезло.
— Не сердись, — говорит. — Совершенно нет времени. В 6 утра я уже должен быть на заводе. В 4 заканчиваю. К пяти приезжаю домой что-нибудь съесть, а в 6 вечера уже нужно быть в колледже. Так что застать меня можно только с половины десятого до десяти. Пока я еще не уснул.
Зарабатывает он по 13 долларов в час. То есть, около двух тысяч в месяц. Полпятницы и ночь на субботу проводит в русском ресторане. В смысле, работает там официантом. Еще долларов 100 за 14 часов работы.
— С той японкой, — говорит, — мне пришлось расстаться. Она считала. что у меня должно быть на нее время. Не понимает, дурочка, что в Америке нужно работать.
Из всех, кого я знаю, в кино ходит лишь одна семейная пара. Остальные считают их чудаками. Еще бы, шесть лет в стране — и до сих пор не купили себе ни новой мебели, ни приличной машины. Зачем же они тогда сюда приехали?
Встретился с одним преподавателем частного университета. Необычнейший представитель нашего иммигрантского семейства. Не мыл квартиры, не водил такси, не продавал галстуки и даже не получал местного образования. Через год после приезда уже смог устроиться на преподавательскую работу. Имеет свой домик с огородом и бассейном. За 6 лет американской жизни побывал в Австрии, Канаде, Израиле, Португалии. Мечтает купить квартиру в России и большую часть года проводить там.
— Все, — говорит, — здесь хорошо, но мужчина в иммиграции очень много теряет.
Действительно, проблема флирта, кокетства, стремления понравиться противоположнополому существу в нашей среде практически отсутствует. Если по ту сторону океана даже семейные, работающие, обремененные парой детей женщины вне дома несли в себе определенный заряд легкомыслия, то переехав сюда, они вдруг изжили из себя это органичное, естественное для человека свойство. Впрочем, это касается и мужчин. Из дому мы выходим исключительно по делам, неся на челе неизменную гримасу озабоченности. Если тебе приветливо улыбнулась русская женщина, значит она хозяйка аптеки, а ты ее потенциальный клиент.
Об американках же речь и вовсе не идет. Наши мужики боятся их, как черт ладана. Они убеждены, что местные дамы только и думают, как бы обвинить кого-нибудь в сексуальном домогательстве и упечь за решетку.
Иногда с соседом-баптистом из Хабаровска хожу играть в теннис. Он неизменно добр и приветлив. Время от времени, как может, подбадривает меня.
— Пойми, — весело сообщает он, — мы ведь шинельки, наброшенные на колючую проволоку, по которой пропущен ток высокого напряжения. А вот по нам уже в свое светлое будущее пройдут наши дети.
Он почему-то свято убежден, что мысль о шинельке должна благоприятно влиять на мое настроение.
К слову, обе его жены и дети по-прежнему живут на противоположной стороне земного шара.
Летом познакомился с одним композитором. Приятный талантливый человек. В Штатах уже 25 лет. Последние годы пишет музыку для российской эстрады. Сотрудничает с лучшими поэтами и исполнителями. Имеет деньги и постепенно обретает известность.
— Знаешь, — заметил он как-то, — я жрал здесь дерьмо первые 15 лет.
Ничего себе перспективочка.
Когда этой зимой я всерьез засобирался в родимый город, соученица по колледжу не могла скрыть недоумения и жалости.
— Бедный, — соболезновала она. — Куда тебя несет? Впрочем, мы это уже проходили. Один раз съездить надо. И всю ностальгию как рукой снимет. Моя дочка год назад съездила. Вернулась через неделю. В ужасе.
За день до отъезда она еще раз подошла ко мне. Пожелала счастливого пути. Напутственно произнесла:
— Расскажи им там, как мы живем.
И спустя несколько секунд неожиданно добавила:
— Только правду, пожалуйста, не рассказывай.
Ума не приложу, что она хотела этим сказать.
1996